|
...Из школы тоже шли вместе. Только настроение у Нины было совсем другое, тревожное, она пыталась хоть как-то заглушить его быстрой размашистой ходьбой. Временами у неё начинало в страхе колотиться сердце. Она даже не очень слушала, что говорит семенящий рядом сын.
--Да, мама же! Я... Я не успеваю за тобой... Куда ты несёшься?
--Извини, сына... У меня... очень погано на душе...
--Из-за того, что мы... с тобой делали в эти дни... да?
--Ну-у... Нет... Пожалуй, нет. Я всё ещё боюсь, что нас могли видеть. Очень боюсь. И вот что, сына... Всё-таки давай с этим покончим. Побаловались и хватит...
--Ма-ам... Ты что-о... Ты правда не хочешь больше? Не хочешь?
--Да очень хочу! Безумно хочу! Постоянно хочу! Но... разве ты не понимаешь? Лёшенька, - голос матери стал вдруг просительным, - давай на время прервёмся немножко. Давай подождём, когда всё утрясётся или... за мной придут из милиции.
--Ма! Ну ты что, с ума, что ли сошла?
--Да знаешь, сына, наверное сошла... Здоровые-то матери не подставляют сыновьям собственные жопы. И уж точно не сосут у них!
--Мам, ты что громко так?! Люди ж услышат...
Нина Александровна испуганно заозиралась по сторонам, но совсем уж близко никого не было.
--Как ты меня напугал, Лёшка... Фу-уф... Сейчас сердце из груди выскочит... Ладно, давай пойдём молча, хорошо? А уже дома поговорим обо всём.
Дома, едва только они переступили порог и захлопнули дверь, Нина, с глухим коленным стуком быстро опустилась на пол и принялась ожесточённо терзать ширинку школьных Лёшкиных брюк. Через несколько секунд она сдёрнула их до тонких щиколоток сына вместе с трусами, почти грубо схватила правой рукой стремительно увеличивающийся Лёшкин член и насадилась на него широко разявленным ртом, желая, чтобы гладкая залупа заткнула на некоторое время горло.
--Ма-а-а... - простонал Лёшка, - ты... ты же сама говорила, что давай прервёмся... О-о-о-о...
Это Нина, уже чуть не задыхаясь, наделась горлом ещё глубже, добиваясь рвотного рефлекса. Она не хотела вырвать, ей надо было лишь, чтобы началось сильное слюноотделение. Она своего добилась и когда извлекла член наружу, тот был очень мокрый и скользкий. У неё же слюна свешивалась ниткой с подбородка, а из-за навернувшихся слёз потекла тушь по щекам... Нина, не обращая на это внимания, перетекла с колен на четвереньки, несколькими бесжалостными рывками ( та аж затрещала) задрала на поясницу юбку, рванула книзу трусы и недвусмысленно раздвинула ягодицы. Всё это она проделала, не произнеся ни слова. Лёшку не надо было приглашать дважды. Он живо пристроился к гостеприимно распахнутой маминой жопе и вогнал в неё обильно наслюнявленный член сразу на всю длинну. Нина выгнулась по-кошачьи и глухо замычала - сладостастно, низко, изнемогающе... И Лёшка подсознательно понял, что надо матери. Он крепко вцепился в её пухлые белые бёдра, так, что ей наверняка стало больно, и начал бесжалостно, грубо, размашисто, меняя направления, долбить и без того распухшее красное очко.
Нина испытывала бесконечное блаженство и дикий восторг от этой разнузданной болезненной ебли. Это было наказание ей. Да, настоящее наказание за её поведение в последние дни! Такое жестокое, сладкое наказание... И если за ней придут и увезут в тюрьму, то ей будет что вспомнить. Собственно, именно по этой причине, не помня уже собственных слов о необходимости прерваться, она и набросилась на сына прямо в коридоре.
Нина уже с мучительным содроганием всего разгорячённого тела несколько раз кончила, сделав на ковровой коридорной дорожке большую, невпитывающуюся мутную лужу. Клитор, толстые мясистые складки влагалища, густая волосня были мокрыми насквозь и от этих бесконечных фонтанных извержений и от пота... Вот женщину снова затрясло, а Лёшка, войдя в раж и не слушая придушенный скулёж матери, драл и драл её, подсознательно мстя за то, что она хотела прекратить всё. Теперь-то он видел, что ничего такого она не хотела, но... остановиться уже не мог. Мощно толкнув бёдрами, он повалил мать на дорожку и распластался на её дрожащем теле, подтянулся немного вперёд и стал сзади легонько покусывать за ушко, не прекращая своей неутомимой долбёжки. Нина снова излилась, впадая от этого невероятно сильного, множественного полубессознательное состояние. В конце концов, Лёшка залил горящее мамино очко спермой и, тяжело дыша, сполз с неё, обессиленно вытянувшись рядом на дорожке.
Нина с трудом повернулась на бок, потянулась к сыну и поцеловала его очень нежным благодарным поцелуем в приоткрытые губы.
--Спасибо, сыночка... Спасибо тебе, родненький... Ты... ты понимаешь меня, как никто никогда не понимал... Только папа твой... по молодости... тоже понимал... но у него член - не чета твоему. А твой такой сладкий... Жаль, тебе не понять, каково женщине нанизываться на такой... Или когда он вламывается в тебя...
Нина бормотала и гладила сына по голове, а тот осторожно стирал пальцами с её щёк потёки туши.
--Ладно, сынуль... надо вставать да идти душ принять... а то ты меня об дорожку всю извозил, бессовестный. - Нина со слабым смешком начала подниматься, и тут её истерзанное очко издало громкий хлюпающий звук и из него высочилась на дорожку сперма.
Нина засмеялась. Сначала тихонько, а потом всё громче и громче. Она уже хохотала во всё горло, заставляя мокрые, вывалившиеся из блузки груди беспорядочно скакать. Из глаз её брызнули слёзы... И только тут Лёшка догадался, что у мамы истерика. Он принялся трясти её и говорить что-то умоляюще-успокаивающее, но она заходилась всё сильнее. Тогда пацан размахнулся и так, что ладони стало больно, резко хлестанул мать по трясущемуся голому заду. Шлепок прозвучал в коридоре, как выстрел. Нина взвизгнула, разом перестав хохотать, глотнула воздух, захлопала растерянно ресницами, а потом тихо заплакала, всхлипывая и трясясь...
--Пойдём, поёдём мамочка... Вот сюда... В душик пойдём, да? - Лёшка разговаривал с матерью, как с маленькой, осторожно снимая с неё одежду и бросая её тут же, в коридоре и не замечая, что юбка накрыла собой мутные лужицы на дорожке. - Вот так, поёдём, мам...
Он долго купал мать, с наслаждением намыливая её ноги, спину, бока, живот, груди... Бережно касался воспалённой анальной щели, тщательно промывал волосню в промежности. Потом мыл ей голову пахучим цветочным болгарским шампунем...
Через час они сидели в большой комнате напротив друг друга, утопая в мягких польских креслах. Нина была закутана в розовый банный халат, Лёшка сидел голый, вялый член его немного саднил.
--Спасибо тебе, сына... Такое огромное спасибо! Знаешь, я уже завидую той, кто станет твоей женой. Ты такой умелый и заботливый... Даже удивительно, откуда в тебе это... А как ты мне по жопе-то врезал, негодник! Руку на мать поднял! Хотя... ты на меня не только руку поднял, а? - по слабым пока, но явно игривым ноткам в голосе, мама приходила в себя. - Лёш, а ты будешь ко мне приезжать, когда меня заберут, а?
--Ма, ну хватит тебе уже! Никто тебя не заберёт! И потом, если бы вдруг такое... тьфу!тьфу!тьфу!.. случилось, то меня к тебе наверное не будут пускать...
--Знаешь, а ты прав... Точно не будут пускать. И тогда я сойду с ума. Или повешусь. - На этот раз голос Нины Александровны был абсолютно серьёзен.
--Мам!!! - Лёшка взвился с кресла. - Хватит! - И ушёл к себе в комнату, хлопнув дверью.
Он быстро заснул и не слышал, как мать застирывает в ванной вымазанную спермой и почим юбку.
Утром они снова шли в школу, как ни в чём не бывало. Помирились за завтраком. У Нины от вчерашнего приступа депрессии и страха не осталось и следа. Отчего-то она уже была уверена, что никто их не видел. Собственно, так оно и было. Мать с сыном шли и вполголоса перекидывались похабными шуточками. Лёшка особенно напирал на то, что сегодня директору школы, пожалуй, не присесть будет... после вчерашнего-то! А Нина, подсмеиваясь с удовольствием, отвечала, что жопа у неё широкая, можно на одной половинке хорошо сидеть! И тут Лёшка вспомнил:
--Ма-а! Я ж забыл совсем! Я тебе про Альбину Ивановну такое потом расскажу!!!
--Интересное? На какую тему?
--На туалетную, ма... Там такое было - вообще-е-е...
--Подсмотрел, что ли у неё?
--Ну да... Ну то есть нет... Я тебе потом со всеми подробностями расскажу, ладно? А то вон школа уже.
--Но только со всеми! Прибегай на большой перемене, хорошо? Но только, как мы договорились, сегодня отдыхаем. Это во-первых. А во-вторых, больше стараемся в школе не баловаться. Без крайней нужды.
--А крайняя нужда - это как?
--Это каком кверху! Хватит выпытывать всякую ерунду! Беги, вон тебе мальчишки машут.
Лёшка с лёгким сердцем умчался, а Нина шла и думала о том... как не умереть от любопытства до большой перемены. Что уж, интересно, такого могло произойти с сексуально озабоченной Алькой в туалете? Между прочим, её однажды хотели уволить деятели из облоновской комиссии, но Нина её отстояла. Альбина хорошая баба, только муж-идиот этого не понял и бросил её. Вот она и бесится. И мужика, конечно, хочет. И что этим козлам надо? Умная, красивая, готовит отлично, в доме ни пылиночки, выглядит, как секс-бомба. Ладно, подождём большой перемены.
...На большой перемене Лёшка, стараясь особо не никому бросаться в глаза, просочился в мамин кабинет. И сразу провернул вставленный в замочную скважину ключ на два оборота. Конечно, они ничего не собираются сегодня делать, но... мало ли!
--Ну наконец-то! - В голосе мамы прозвучало такое нетерпение и жгучее любопытство, что Лёшка ехидненько так захихикал. - Давай скорее рассказывай, а то у меня всё из рук валится, ни о чём другом думать не могу. Чаю налить тебе? Печенье в столе вон там возьми...
Лёшка отхлебнул большой глоток сладкого чая, поудобнее устроился на стуле возле маминого стола и перессказал всё в мельчайших подробностях. Вплоть до того, кто как стоял, как смотрел, что говорил. Включая коротенький разговорчик с демонстрацией грудей возле дверей класса... Ну и про Раису Моисеевну тоже рассказал.
--Слушай, ну прямо у тебя неделя полового просвящения, - засмеялась мама, заметно возбуждённая рассказом сына. - Вот что я тебе скажу... Дал Альбине слово молчать - молчи...
--Ма, да я и не собирался...
--Не перебивай! И про Раису, надеюсь, хватит ума, не распространяться. Она ничего и не делала, кстати. Всего лишь ссала... Я имею в виду: никаких даже намёков нигде никому, что видел у неё что-то...
--Ма, ну сто раз же мы об этом говорили, что никому ни про что...
--Ничего, послушай в сто первый... А насчёт Альбины... Тут я тебя могу порадовать, наверное... У меня такое ощущение сложилось... если ты, конечно, не наврал мне с три короба... что... Короче говоря, мне кажется, со временем она может дать тебе...
--Не врал я с три... - начал было Лёшка и осёкся: до него дошёл смысл маминых слов. - Что? Что она может дать мне?
--Не прикидывайся дурачком, тебе не идёт... Ты прекрасно меня понял: она вполне может тебе отдаться.
--Ни фига себе! Почему ты так решила?
--Ну... кое-какие признаки... опять же, если ты действительно предельно точно мне всё рассказал.
--Точнее не бывает.
--Ладно, иди-ка ко мне, подрочу тебе быстренько, если хочешь... Или не хочешь?
Лёшка, конечно, хотел. Через несколько минут он, замечательно облегчившийся в мамин рот, с удовольствием сидел на уроке и слушал про роль личности в истории.
...Неделю спустя... В большой комнате вокруг красиво накрытого праздничного стола суетилась Нина Александровна. На неё было лёгкое нарядное платье, доходящее до колен и плотно обтягивающее её очень женское роскошное тело. Платье это уже года четыре, как стало довольно мало для Нины, но другого не было. И это-то с большим трудом купила московском ГУМе, когда ездила в столицу на всесоюзную конференцию учителей. Из-за тесноты платья и... по той причине, что её это приятно возбуждало, нижнее бельё Нина не надела. Пояс тоже. Высокие чулки были перехвачены под самой задницей круглыми резинками.
--Лёшик, неси оливье! Так... что ещё... Вроде всё поставила.
Лёшка притащил из кухни большую хрустальную салатницу с салатом.
--Куда ставить, мам?
--Да вот сюда, наверное... Хлеб отодвинем чуть-чуть и вино... Ну вот, отлично! О-ох... До чего ж я не люблю эти дурацкие дни рождения... Надарят всякого ненужного хлама, потом нажрутся, потом песни-танцы до 12 ночи... И надо всем улыбаться, идиотские тосты слушать... А лучшего подарка, чем ты, всё равно у меня никогда не будет. - Нина с глубокой любовью посмотрела на сына.
Лёшка немедленно подошёл к матери, обнял её за талию, прижимаясь щекой к тугой, кажущейся в этом платье ещё более огромной груди, и немедленно задрал подол, руки его с удовольствием зашарили по тёплой родной жопе. Нырнули вдоль щели вниз, раздвинули слегка ягодицы и завозились там, во влажных складках и волосне. Нина слегка наклонилась к сыну и расставила ноги, облегчая ему доступ. Она начала покрывать Лёшкино лицо сосущими нежными поцелуями. Руки её сквозь брюки мяли и подрачивали восставший член сына... Но вдруг она отстранилась.
--Сыночка, давай не будем заводиться, хорошо? Уже вот-вот гости начнут приходить... А то, представляешь, звонок в дверь, а мы тут с тобой... Лица красные, глаза дурные... Ой! Ну вот, видишь? Уже кого-то принесло! Уже звонят!
И Нина Александровна, натянув платье на бёдра, торопливо пошла открывать дверь.
Лёшка пошёл следом, привычно заваливая торчащий член налево. У него под брюками тоже не было трусов. Так уж у них с мамой повелось с недавних пор - никакого нижнего белья!
--Здравствуйте! Проходите, пожалуйста... Проходите-проходите...
В короидоре завязалась неловкая немного суета. Вручение подарка, снимание обуви, колготня, мамин немного нервный смех, глупые шуточки пришедших. А пришли Людмила Ивановна и Валерия Ивановна Волошины, сёстры, работающие в одной школе. Про них даже как-то городская газета писала. Людмила - англичанка, а Валерия - младшие классы ведёт. Обе - розовощёкие симпатичные хохотушки, невысокие, плотненькие такие, с красивыми икрами и не очень широкими, но весьма соблазнительно обрисованными пухленькими жопками. Жаль, буфера маловаты. Лёшка считал, что красивее и лучше буферов, чем у мамы, не бывает. Но сейчас он с удовольствием глядел на училок, мысленно раздевая их и...
--Лёшка! Ну ты чего такой невежа! Поздоровайся сейчас же!
--Ой! Здравствуйте, Людмила Ивановна! Здравствуйте, Валерия Ивановна!
--Здравствуй, здравствуй... - приятно улыбаясь ответили сёстры и вслед за хозяевами прошли в комнату.
А Лёшке предстоящий праздник, наоборот, нравился. Он будет один среди такого количества женщин. Кажется, десять, что ли, их будет... Мама сказала, что это будет такой день рождения без мужчин. Потому что половина учительниц не замужем. И вот чтоб другим необидно было, она и пригласила всех без мужей. Почти все замужние обрадовались возможности отдохнуть и повеселиться без мужниного присмотра.
Ну а Лёшка надеялся, что когда все учительницы поднапьются, оно сможет позаглядывать им под подолы. Може, даже пощупаться удасться как-нибудь случайно. Раздался новый звонок, Лёшка помчался открывать. Теперь Нина пошла следом. Мальчик открыл дверь и немного растерялся даже. На пороге стояла Альбина Ивановна с большим букетом розовых гладиолусов.
Альбина с привычными пионервожатскими интонациями вручила Нине Александровне цветы и что-то в крохотной коробочке. На Лёшку она ни разу не посмотрела. Зато потом, в комнате, подошла к книжному шкафу возле, которого стоял Лёшка и поздоровалась отдельно:
--Здравствуй, Лёшенька, - сказала она так, чтобы было слышно только ему. Возле другого шкафа вполголоса щпи..али и весело посмеивались Волошины. Именинница была на кухне. - Ты... Ты молодец. Ты никому не рассказал.
--Откуда вы знаете? - Лёшке и в самом деле было интересно, как она узнала это.
--Просто, когда о тебе знают что-то стыдное, то... это видно, понимаешь? А ты... ты другое дело. Ты настоящий мужчина, умеешь своё слово держать. Спасибо тебе! - И, воровато покосившись на увлёкшихся разговором сестёр, коротко, но очень сладко поцеловала Лёшку в губы. - Надеюсь, об этом ты тоже будешь молчать, да? - Она видела, что немного порозовевший Лёшка, опять разглядывает её груди и... на сей раз воспринимала это абсолютно спокойно. - И всё-таки, Лёшенька, ты... так уж откровенно на них не пялься, ладно? По крайней мере, при людях...
От этой фразы Лёшка обалдел. Это что же... Если рядом никого не будет, можно пялиться?! Неужели мама была права, когда говорила, что Альбина может ему дать?! Тут как раз из кухни вышла Нина с салфетками и полотенцем в руках. Мельком посмотрела на пионервожатую рядом с сыном и улыбнулась. Разговаривают о чём-то... Лёшка явно возбуждён. Мать бросила опытный взгляд на ширинку. Ну так и есть! Хорошо хоть он свой конский член догадался в сторону сдвинуть! Кажется, что у мальчика просто что-то большое затолкано в карман... Нина с тоской подумала о том, как было бы хорошо вынуть сейчас это большое, потереться о него лицом, полизать, пососать, яйца на ладони покатать...
--Нина Александровна, вам, может, помочь чем-то надо? А то вы задумались так... - Это одна из Волошиных подошла, и Лёшка с удовольствием отметил её не доходящую до колен плотную расклешённую юбку. На другой сестре была такая же, разве что чуть посветлее.
--Нет-нет! Всё в порядке. Вотсейчас подойдут остальные, и можно будет садиться за стол.
--Вам тоже... очень-очень большое спасибо, Альбиночка Ивановна, - горячо прошептал Лёшка пионервожатой, которая мгновенно поняла, за что он её благодарит. Она улыбнулась лукаво и поощрительно, но тут же повернулась к книгам, с лёгкой досадой ощущая, что опять у неё всё внизу помокрело. Ну да ничего, до туалета пять шагов...
В течение нескольких минут пришли остальные гостьи, и вскоре в трёхкомнатной директорской квартире шумело застолье. Лёшка сидел на стуле с краю стола и невольно поглядывал на диван, где сидели как раз Волошины и Альбина. Диван для них был тесноват, а потому пионервожатая сидела немного вполоборота, как раз красивыми своими коленками в Лёшкину сторону. Когда мальчик в очередной раз улучив момент бросил на них жадный взгляд, Альбина вдруг на бесконечно долгую секунду раздвинула их. Специально! В этом Лёшка, перехвативший её тёплый приязненный взгляд, был абсолютно уверен. Он успел увидеть голые ляжки над краями чулок и между ляжками - пухлое, выпирающее вперёд валиком, обтянутым полупрозрачной бежевой тканью, сквозь которую проглянуло спутанно-косматое и чёрное. "Да это же волосня на пизде!" - мысленно ахнул Лёшка и, сглотнув, почти испуганно уставился на Альбину, но та сразу отвернулась и оживлённо о чём-то заговорила с соседкой по столу.
...Училки галдели, стараясь перекричать одна другую, пьяно и визгливо смеялись.
Волошины при этом одинаково отваливались на спинку дивана и запрокидывали головы, уже не особо заботясь о приличияхи не замечая, что их юбки задрались довольно высоко. Края чулок ещё не показались, но... Похоже, про старающегося не отсвечивать мальчишку попросту забыли, а тот с огромным наслаждением пялился на их мелькающие голые ляжки и прикрытые трикотажем трусов лобки. В конце концов у Валерии трусы немного съехали в пах, открыв краешек пизды с клоком золотисто-рыжих волос. Терпеть больше не было никаких сил. Лёшка потихоньку выбрался из-за стола и высочился из комнаты, торопливо направляясь в комнату дальнюю.
Он уже хотел закрыть за собой дверь, как вдруг в комнату быстро проскользнула мама. Она тут же со сладострастным стоном поцеловала сына в губы, обдав сильным запахом перегара.
--Сыночка, давай скорее... У нас всего несколько минут... - Мать задрала платье и встала раком, опершись руками в письменный стол. - Лёшечка, сегодня можно не в жопу, я потом объясню, почему... Ну скорее же, мой хороший...
И Лёшка впервые в жизни заехал членом в пизду. В мамину пизду! Это оказалось совсем не так, как в очко. Тут было посвободнее немного, но зато и более мягко, что ли... более скользко... более нежно и горячо... Лёшка знал, что, перевозбуждённый, долго не выдержит. Он, быстро двигаясь, наклонился , почти лёг на мамину изогнутую спину, просунул вниз руку и ухватил стонущую мать прямо за скользкий трепещущий клитор - толстенький, упругий, скользкий, живой... Нина дёрнулась, как от разряда электрического тока, и низко вскрикнув, кончила... Обычно её требовалось некоторое время, чтобы придти в себя после сильного оргазма, но сейчас этого времени не было. Она разогнулась, схватила со стула Лёшкину белую пионерскую рубашку и подтёрлась. Торопливо поправила платье, чмокнула сына в щёку: "Умничка моя! Спасибо, зайка...", натянула на раскрасневшееся довольное лицо улыбку гостеприимной хозяйки и выбежала из комнаты. Лёшка этой же рубашкой вытер член, а потом с пола - набежавшее из обильно спустившей мамы. Из комнаты он выходил облегчённый и тоже очень довольный. Это так классно вообще! В квартире куча учительниц и ни одна даже подумать не может, что вот только что, в нескольких метрах от них мама с сыном накоротке соединились. Как сучка с кобелём! И теперь опять вернулись к гостям с самым невинным видом.
Кажется, их короткого отсутствия никто не заметил. Разве что Альбина. Она пристально посмотрела на Лёшку, потом на радостно что-то рассказывающую Нину Александровну, задумалась на некоторое время и... удовлетворённо кивнула, что-то для себя поняв или решив. А Лёшка смотрел на неё и, внутренне холодея, как-то совершенно отчётливо и ясно понял, что Альбина догадалась про них с мамой! Он метнул на пионервожатую настороженный взгляд, криво улыбнувшись. Но та, не отводя неожиданно трезвых серьёзных глаз, медленно покачала головой.
Покачала, не осуждая, кажется... А будто тоже обещая молчать. И, словно в подтверждение, снова раздвинула колени. Теперь пошире... Лёшка повеселел и неуверенно кивнул Альбине, та улыбнулась и приподняла бокал с вином: всё нормально, мол, не бери в голову...
Потом стол отодвинули в сторону и начались танцы. Вот когда Лёшка стал нарасхват. Взрослые пьяные тётки, забыв на это время свой статус учительниц, хохотали, как сумасшедшие, прижимая пацана к себе и не замечая, как он случайными вроде, неловкими движениями рук тыкается в их груди, чиркает по задницам, касается в беспорядочных дурацких танцах лобков. Только Альбина всё замечала. Она поглядывала на Нину Александровну и всё больше убеждалась в правильности своей догадки. Смирновы - не просто мать с сыном... Вон как она ревниво смотрит за Лёшкой, с напряжённой, будто приклеенной к лицу улыбкой. Но внезапно Альбина поняла, что и сама отчаянно ревнует мальчика. Не к матери, нет. А ко всем этим похабно отплясывающим тёткам. И он тоже хорош! Ну совсем обнаглел... Схватил за грудь Алексееву! Географичка даже протрезвела, кажется и даже возмущённо открыла рот, но тут её увлекла в сторону давящаяся от смеха и пытающаяся что-то рассказать Людка Волошина. Алексеева отвлеклась и моментально забыла инцедент... Альбина с облегчением перевела дух. Но надо с этими танцами заканчивать...
--Девочки, девочки... А давайте попоём! Давайте что-нибудь такое...
И вот уже вся компания дружно, с подвизгиваниями и смехом поёт про " к сожаленью, день рожденья только раз в году!" Альбина посмотрела в очередной раз на именинницу и неожиданно поймала её искренний благодарный взгляд.
Потом опять танцевали. Что-то медленное. Альбина первая подскочила к Лёшке, не собираясь на этот раз никому его отдавать. На протестующие пьяные вопли разгорячённых женщин резонно отвечала со смехом: "Я в прошлый раз не танцевала, так что имею право!" И вроде бы шутила, но на самом деле действительно собиралась стоять насмерть. Вскоре на них махнули рукой. Учительницы привычно разбились на пары: в первый раз, что ли, праздновать без мужиков?!
--Лёшенька, - шептала Альбина, - ты очень рисковал... Зачем ты их хватал... везде?
--Вы видели?! - на самом деле Лёшка испугался не слишком. Они с Альбиной с некоторых пор уже не просто пионервожатая и лучший пионер школы. И к тому же... Она ему сегодня показывала!!! И вот теперь они танцуют в куче веселящихся училок, и Альбина прижимается к нему тугими огромными шарами грудей. И разговаривает с ним о том, что вообще немыслимо!
--Конечно, видела. Нахалёнок ты... Ну.. А ты... Ты видел... когда я за столом... - Альбина покраснела, но глаза не отводила. Она понимала, что после сегодняшнего вечера возврата к обыкновенной простой пионерской жизни по отношению к этому мальчику не будет. - Когда я тебе... показала?
--Я... я... - задыхаясь, залопотал Лёшка, тоже понявший всё. - Спасибо, Альбиночка Ивановна... я видел... так у вас... красиво всё... ТАМ...
--Мне очень нравится, когда ты называешь меня Альбиночка Ивановна... И знаешь, что...
--Что-о... - и вовсе обмирая, прошелестел Лёшка.
--Вам с мамой... надо быть поосторожнее... Тихо! Не дёргайся... Это, конечно, немножко... дико... Но объяснимо. Не мне вас судить... Вы только поосторожнее, пожалуйста... Это ладно, что только я заметила ваше совместное отсутствие. И обратила внимание на ваши лица, когда вы вернулись, а если бы кто другой заметил? Сначала... я немного сомневалась... Но потом ещё вспомнила случай в туалете... Знаешь, обычно мамы при сыночках не мочатся, согласен? - Адьбина тихонько засмеялась. - Да не бойся! Теперь уже я обещаю молчать, как рыба. Честное пионерское!
На этот раз они засмеялись оба. Нина, наблюдавшая за ними, страстно хотела знать, о чём они разговаривают. У сына такое странное... даже как будто немного испуганное выражение лица... Но вот смеются! Договорились, что ли?! Нина Александровна заметила, как вожатая раздвигала за столом колени.
Наконец, отдуваясь и обмахиваясь ладошками, гостьи снова расселись за столом. Кроме именинницы и Альбины, которую Нина позвала на кухню.
--Аля! Я видела, что ты делала за столом... Ведь могли увидеть другие!
--И вы так спокойно говорите... зная, что я... ну... показывала Лёше?! Да, показывала!
--Да не кипятись... Это ваше с ним дело... Только, ради бога, поаккуратнее... Ты же понимаешь...
--И вы, Нина Александровна, поаккуратнее с ним... Ну хоть не на людях!
На несколько секунд Смирнова потеряла дар речи, не зная, как реагировать. Но Альбина вдруг улыбнулась и по-девчоночьи подмигнула:
--Молчим обо всём... ладно?
--Ладно, Аля... Но... Как ты узнала?
--Лёшенька расскажет.
Через некоторое время пяные довольные тётки разом засобирались домой. Рыженькие Волошины, кажется, вообще плохо соображали. И Лёшка, направляя их в коридор, уже почти откровенно лапал их за жопы, а Валерии, когда проводил её к вешалке мимо большого настенного зеркала, на секунду задрал юбку, проведя ладонью по горячему голому бедру учительницы... Оставив сестёр возле вешалки, где они, бездумно хихикая, начали сложный процесс надевания туфелек, Лёшка вернулся в комнату, чтобы вести в коридор следующих. Но оттуда уже, качаясь, смеясь и пьяно галдя, валила навстречу вся компания. Только Альбина немного поотстала. Лёшка начал пробираться к ней, но в этот момент мама поймала его за ухо, притянула к себе и шепнула:
--Альбинка сегодня остаётся у нас... понял? - это жаркое, с перегарным выхлопом слово "понял?" прозвучало очень недвусмысленно.
Лёшка перехватил взгляд Альбины, и та подтверждающе кивнула, возбуждённо блестя своими глазищами под чуть сползшими на нос очочками. Мальчик всё-таки пробился к ней, но она присоединилась у толпе учительниц, якобы тоже уходит. Лёшка стоял и наслаждался зрелищем шевелящихся, покачивающихся разнокалиберных жоп, обтянутых платьями и юбками. Кажется, он все их сегодня перещупал. Тогда он приблизился к Альбине и, задыхаясь от возбуждения, осторожно прижал ладонь к её чуть оттопыренному заду. Он ждал отповеди или, по крайней мере, радражённого какого-нибудь рывка, сбрасывающего его руку с ягодицы. Но пионервожатая вдруг, зазывно оглянувшись на мальчика через плечо, круговым надавливающим движением потёрлась о его ладонь. Лёшка едва не спустил, с трудом сглатывая и думая, что его сердце сейчас просто выскочит из груди.
Когда из квартиры выходили последние, Альбина громко сказала что-то смешное, на неё одобрительно заоглядывались и захохотали, как сумасшедшие. Она даже спустилась с ними до выхода из подъезда и попрощалась - ей в другую сторону. А когда тётки начали шумно решать, как короче пройти к метро, тихонько и неприметно юркнула обратно в подъезд... Смирновы, поджидая её, дверь не закрывали. На пороге стоял Лёшка.
--Здравствуйте опять, Альбиночка Ивановна! - тихо, но с нескрываемой радостью выпалил он. - Проходите скорее, мы уже заждались!
Он завёл её в комнату и увидел, что мама, открыв окно и навалившись грудью на подоконник, о чём-то перекрикивается со всё ещё не ушедшими гостьями. Подол её платья натянулся и задрался так сильно, что стало видно всё: и края высоких чулок и раздвоенный толстый пирог косматой пизды под голой пухлой задницей.
--Ой! - тоненько ойкнула Альбина, розовея и беспомощно оглядываясь на Лёшку. - Она без трусов?!
--Ну да... Платье ж мало... И потом... - Лёшка решился, хотя ему самому казалось, что он сейчас отключится от возбуждения и нервного напряжения. - Я тоже без трусов. Вот... смотрите...
Он быстро расстегнул ширинку и вынул свой гудящий от прилива крови здоровенный член. Чудовищно вздувшаяся залупа была сизо-багровой, блестящей, угрожающей... Альбина потерянно ахнула, прикрыла ладошкой рот и попятившись, упала в кресло, не сводя расширенных испуганных глаз с того, что увидела. Но то, что она увидела потом, она запомнила на всю жизнь. И это было одним из самых её сладких и бесконечно волнующих воспоминаний... Лёшка вдруг отвернулся от неё и, немного пригнувшись подошёл к болтающей с учительницами матери. Потом начал вставать в рост, но при этом сильно откидываясь торсом назад. Альбина, как загипнотизированная, вскочила с кресла и, тоже согнувшись, метнулась следом. Зашла сбоку и присела на корточки. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как член сына медленно, будто толстый сытый питон, вползает в пизду матери.
--Лёша... ты с ума сошёл... - сквозь зубы еле слышно процедила Нина. Но тут же расставила ноги шире и ещё сильнее навалилась на подоконник. - Без толчков, ладно, сына? Аккуратненько...
Лёшка неторопливо, дико блаженствуя, скользил хуем в мамином распяленном влагалище. Нина Александровна весело перекрикивалась с учительницами, испытывая сильней шее наслаждение не столько даже от сношения, сколько от пикантности ситуации. Альбина, задыхаясь и впитывая глазами каждый миг невероятного запретного действа, сунула руку в трусы и, не стесняясь, лихорадочно натирала клитор.
Потом она, всё так же, на корточках, перебралась Лёшке за спину и несколько секунд завороженно разглядывала его двигающиеся напряжённые ягодицы. И вдруг легко сделала то, что никогда не делала и не сделала бы ни одному мужчине. Она подалась лицом вперёд, подстроилась под Лёшкин неторопливый ритм, немного раздвинула ягодицы и всверлилась языком прямо в сморщенное колечко его ануса. Мальчк дёрнулся и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не зорать от невыносимого удовольствия. Только запыхтел и засопел, резко и беспорядочно выдыхая. Он прекратил двигаться, чтобы только Альбинин язык не выскочил наружу. Зато задвигала жопой распалённая мама. Она делала это виртуозно. Верхняя часть её тела на широком подоконнике оставалась неподвижно, а зад мощно покачивался, вилял. совершал плавные круговые движения. Лёшкин член раздулся ещё сильнее, хотя, казалось, дальше некуда... Откуда-то из самой глубины Лёшкиного естества подкатило могуче и неудержимо, и он начал в закачивать жаркие мамины глубины потоки спермы, изнемогая от всего сразу: от облегчения, от язычка вошедшей в раж Альбины, от маминого встречного потока, горячо и обильно обдавшего член...
Лёшка осел на пол, дыша, как загнанная лошадь, потом и вовсе откинулся на спину, лениво глядя, как из всё ещё разговаривающей с училками мамы тягуче и длинно капает на пол. И тут он почувстовал на блаженствующем члене теплые ловкие пальцы и знакомый уже упругий умелый язычок Альбины. Та, казалось, забыла всё на свете, впервые в жизни щупая, вертя в руках, бесзастенчиво разглядывая такой огромный член, принадлежащий тринадцатилетнему подростку. Который вот только что, на её глазах запросто выебал мать. Которая нисколько не возражала. Как это дико возбуждает! И Альбина со сладострастным, но негромким стоном, втянула в рот залупу. В этот момент она вдруг представила, как всё это выглядело (и выглядит!) со стороны. Картинка получилась такая, что... она, возбуждаясь и намокая всё сильнее, энергично задвигала ртом вдоль толстого жилистого члена.
Нина, наконец, закрыла окно, сладко и радостно потянулась, отворачиваясь от окна. Она, честно говоря, уже почти забыла про Альбину, но... увидела её стоящей на карачках на полу и самозабвенно сосущей Лёшкин член. Жопа пионервожатой была круто задрана вверх. Нина наклонилась, деловито задрала Альбинину юбку и принялась стаскивать с её широкого зада тесноватые трусы. Альбина ни на секунду не оторвалась от члена. По очереди приподняв колени, она дала Нине стянуть намокшие трусы.
--У-у-у... Да из тебя, Алька, льётся, как из неисправного крана! Ну-ка, ну-ка... - И Смирнова неожиданно просто для себя пошла на то, к чему считала себя не способной. Ей, твёрдо знала она, это противно и неинтересно... Её сложенная ковшиком ладонь осторожненько и безболезненно проникла в скользкую горячую вагину Альбины. Та замычала, завертела задом, но и тогда не вынула член изо рта! Бедная... Как же долго у неё не было доброго хуя! Нина собрала пальцы в кулак и задвигала рукой в чавкающем, растягивающемся влагалище пионервожатой. Удивительно, но и Смирнова вдруг представила происходящее со стороны. "Какой ужас! Какой законченный, какой противоестественный и преступный разврат!" Но она на самом деле не ужасалась, а, скорее, восторгалась и радовалась, что в их узеньком замкнутом кружке появился новый член... Новая пи..., то есть... И с ней можно говорить обо всём. И делать при ней всё. Как хорошо! В приступе горячей благодарности, Нина, задвигав рукой энергичнее и глубже, наклонилась и начала сильно лизать Альбинин анус. Та взвыла и... моментально кончила, забрызгав лучшее Нинино платье. В следующий момент ей самой в горло сильно брызнуло...
Потом они просто отдыхали, похабно развалившись на полу, только глубоко дыша и не шевелясь.
--Господи, хорошо-то как... - произнесла наконец Альбина, нашаривая на полу слетевшие очочки. - Как хорошо с вами... Можно, Нина Александровна, я ещё как-нибудь забегу, а?
--Ну, во-первых, ты ещё и не убегаешь. Сейчас в душе ополоснёмся, салатиков поедим, там ещё много осталось... И продолжим. Ты ведь не против?
--Я?! Да я... у меня так долго никого... да я вас засосу-залижу до полусмерти!
Лёшка слабо засмеялся.
Ночь была настолько разнузданной и дикой, что мама с сыном признали: Альбиночка Ивановна сумела их засосать-зализать. Но когда Лёшка задвинул ей в насосанное и сильно наслюнявленное очко, пришлось зажимать ей рот. Причём это не от боли было. Нет, конечно, больновато немного, но такого всепоглощающего, острого и безграничного наслаждения Альбина до этих пор не испытывала никогда. Она всегда боялась пустить кого-нибудь в задницу. Даже тех, у кого были неизмеримо меньшие, чем у Лёшеньки члены... И тут ей впёрли огромный хуище, а она выдержала да ещё и спустила под его бешеным напором! Не один раз выдержала и не один раз спустила. Нина в эту ночь в основном ассистировала, давая Альке и сыну насытиться друг другом. Это ведь не последняя ночь...
Утром, жадно поглощая остатки вчерашнего пиршества, троица, несмотря на то, что спать почти не пришлось, имела очень довольный вид. В Альбинином теле звенело чувство глубочайшего женского удовлетворения. Она глядела на Лёшку с таким восторгом и с такой любовью, что Нина на секунду ощутила укол ревности. Но это тут же прошло. Глубокая радость от "прибавления в семействе" значительно перевешивала... Время от времени Альбина чуть морщилась от саднящей пульсирующей боли в натруженном, чудом не надорванном очке. Но боль была вовсе не такая сильная, как она опасалась...
--Послушайте-ка... - торопливо прожёвывая, заинтересовалась вдруг Альбина. - А вы что... Вы... получается... ночью только в жопу меня, да? А спереди только сосали, лизали и руки совали?
--Вот! - засмеялась Нина. - Всего одна ночь, а ты уже стихами заговорила! Алька, а ты что, хотела, чтобы Лёша в тебя сливал? У меня-то месячные вот-вот, мне можно, не залечу. А ты бы моментально... Ты же знаешь теперь, что он не почайной ложечке спускает.
Лёшка с шутливой горделивостью приосанился, заслужив сразу с двух сторон лёгкие несерьёзные подзатыльники.
--Ну ладно, посмотрите на него ещё раз, да я в душ пойду, а потом спать. Хорошо хоть воскресенье сегодня, в школу не надо...
И голый Лёшка встал во весь рост, демонстрируя полунапряжённый елдак. Собственно, они все трое сидели за столом голые. Это было так... ново и приятно! Мать с одобрительным смешком несильно щёлкнула его по залупе:
--Иди уже, триумфатор!
Когда мальчик вышел из кухни, женщины разом посерьёзнели и посмотрели друг на дружку несколько встревоженно.
--Аля, ты хоть понимаешь, что мы творим? Ну... вообще-то ты можешь соскочить с этого поезда. А нам останется только рассчитывать на твоё молчание.
--Нина Адександровна, - несмотря на ночтные совместные извраты, Альбина никак не могла назвать директрису на "ты", хотя та предлагала. - Я и вам должна дать честное пионерское слово? Как Лёшеньке?
--Не надо никакого слова. Просто ты должна понимать: если попадёмся, то...
--Мы не попадёмся. Мы будем очень осторожненько.
--Тогда, Алечка, так... В школе никаких дел чтобы... И вообще... лучше постарайся с Лёшей поменьше сталкиваться, а то ты когда на него смотришь, извини, Аль, у тебя глаза будто спермой заволакивает - ничего не соображаешь, твоя пи... за тебя думает... И течёт при этом!
--Ну... Нина Александровна, что есть то есть! - нисколько не обидевшись, засмеялась Альбина. - Ладно, всё поняла. Но хоть к вам-то иной раз можно заскочить на переменке? У вас такой феноминальный клитор... так приятно сосать... Я... не ожидала от себя такого, но когда сегодня ночью попробовала, мне так понравилось! Я что... эта... как уж их называют... лесбиянка, что ли?
--Дурочка ты, а не лесбиянка! Вот если перед тобой поставить голого мужика и голую тётку и сказать выбирай партнёра, ты кого выберешь?
--Обоих! - выпалила Альбина. - Я бы хотела обоих!
--Ну хорошо, - со смехом продолжала Нина, - а вот если бы была только женщина... Ты легла бы с ней?
--Ну-у-у... Если бы у неё был такой же клитор, как у вас, то-о-о...
--Алька! - шлёпнула Смирнова Альбину по руке, хохоча уже во весь голос. - Прекрати... дурака валять! Бесстыжая такая...
...Когда Лёшка, взбодрившийся после душа и перехотевший спать, снова появился на кухне, то застал там очень приятную глазу картину. Мама сидела на стуле, откинувшись на его изогнутую спинку. Её красивы ноги были широко расставлены. Между ними, плюща широкую мясистую жопу об пол, сидела Альбина и, постанывая от удовольствия и полноты чувств, сосала толстый мамин клитор. Глаза матери были закрыты, лицо, чуть икажённое гримасой бесконечного блаженства, было таким прекрасным, что Лёшка подошёл и облапив мамину грудь, начал целовать её в губы. Нина, не открывая глаз и нисколько не меняя позы, нашла рукой член сына и начала легонько его подрачивать. Никому не хотелось в этот момент половых безумств, но всем хотелось вот такого... медленного... нежного... Но в конце концов Лёшка всё-таки скупо оросил мамину ляжку короткой струйкой. Альбина немедленно привстала и, причмокнув, слизала её. Лёшка благодарно и очень бережно погладил пионервожатую по голове. В это время закапало из мамы - тоже немного...
Ближе к обеду Альбина собралась идти домой, хотя ей смертельно этого не хотелось. Но завтра понедельник. Надо отдохнуть и, кстати, смазать чем-то очко - разболелось что-то основательно.
Альбина в сопровождении матери и сына осторожно шла к входной двери и болезненно морщилась при каждом шаге. Паразит, Лёшенька... Это ж надо было так изнасиловать очко... Но как сладко было...
--А ну-ка... Ты что? Болит у тебя что-то, да? - обеспокоенно спросила Нина, увидев эту её раскоряченную походку. - Вроде бы с утра всё в порядке было...
--С утра - да... А сейчас что-то задний проход... прямо как будто наизнанку выворачивает. Так больно!
--О-о, подружка, а ну разворачивай оглобли, никуда ты, милая, не пойдёшь. Ты ж еле ноги переставляешь. А ты марш отсюда, изверг! Глянь, что натворил! - Лёшка схлопотал вовсе не сильный подзатыльник, но счёл своим долгом громогласно возмутиться:
--А чего это я-то? Вы же сами хотели! Вы же сами мне говорили, чтобы я...
--Да сами, сами... Умник какой. Так, Аля, раздевайся опять... А ты помоги, раз уж не ушёл никуда, - мать говорила совсем не сердито, несмотря на грозные интонации в голосе. - Сзади поднимай её подол и тащи... Вот так...
Альбина стояла и ничего не делала. И блаженствовала. Теперь она не поедет пока в свою одинокую квартиру. Как хорошо быть в семье. Пусть не в своей, но уже чуточку вроде и в своей.
--Ты вот что, - деловито говорила Смирнова, стаскивая с пионервожатой трусы. - Ты, во-первых, сегодня уже точно никуда не поедешь. А во-вторых, до среды не ходи в школу, поняла? Я сообщу, кому надо, что ты заболела. А моя знакомая в поликлинике справочку сделает. Ну вот, пошли потихоньку в комнату.
Голую Альбину положили животом на кровать. Лёшка осторожно раздвинул ей ягодицы и уставился на опухшее багровое очко с немного вывороченными краями. Ничего себе!
--Ишь, что натворил, половой террорист... - Мама поругивала Лёшку и щадяще набивала Альбинин истерзанный анус детским кремом. - Во-от... Потихоньку... Вот так... Крем и воспаление снимет и вообще... Расслабься теперь, не напрягай очко-то...
И Нина Александровна пошла на кухню поставить чайник. Лёшка сел рядом с Альбиной и принялся гладить её по спине, по ягодицам - легонько, едва касаясь, по голове...
--Как прия-ятно-о-о... - протянула Альбина. - Я тебя очень люблю, Лёшенька...
--И я вас, Альбиночка Ивановна...
--Это я заметила, - и пионервожатая тихо засмеялась.
--Так, а ну отойди от неё, ты уже своё дело сделал! - Нина укрыла Альбину одеялом. - Ты поспи, ладно? Мы шуметь не будем. Я к себе в комнату, а Лёшка в своей уроки будет делать. И знаешь, наверное, тебе лучше до самой среды у нас и побыть, чего ты будешь таскаться?
Альбина просияла. Кажется, её здесь любят не только как объект для отправки естественных (и не очень!) половых нужд. И Лёшенька такой ласковый. И он нисколько не виноват, что так получилось. Это она сама в горячке и диком возбуждении совалась и совалась жопой на член. А член-то не шуточный!
--Большое вам спасибо, Нина Александровна!
--Ну хватит выкать, ей-богу! Ты заставляешь меня всё время помнить, что я директор школы, а сама занимаюсь... такими жуткими делами. И я пугаюсь, понятно тебе?
--Ну... да, кажется... Я и сама пугаюсь... Спасибо... Нина...
--Вот и умница! Вот выздоровеешь... Ух, пососёмся, да? И полижемся!
--А Лёшенька?
--Лёшенька... Куда ж без него теперь! Ты, главное, как заживёт, начни очко растягивать потихоньку. Суй туда разные подходящие штуки да вазелином не забывай пользоваться. Он размягчает, помогает растягивать. Ну и входит с ним гораздо легче... Подрастянешься, как следует, так ещё и про пизду забудешь! Знаешь, в подготовленное очко-то сладко как!
--Да мне и не в подготовленное очень понравилось. Просто... ну... не надо было... злоупотреблять...
--Всё, спи давай. А то, смотрю, глаза у тебя слипаются. Спи! - Нина нагнулась и поцеловала Альбину в губы.
Нина сидела за столом и сосредоточенно просматривала принесённые с собой бумаги. Была на ней только короткая розовая комбинация с незатеёливой кружевной полоской по подолу. Сейчас, когда Нина сидела, наклонясь к столу, комбинашки хватало лишь до середины её откляченной жопы. Было очень приятно так сидеть. При муже такого себе не позволишь. Приедет и начнёт ночью лезть со своим смешным пи...ком... Ну, не смешным, конечно, а вполне нормальным даже, но против Лёшечкиного... всё равно смешным! И придётся изображать оргазм. А раньше случалось ведь его испытывать с мужем. Но теперь... Две недельки свободы, а потом приедет. Сколько на этот раз пробудет, интересно?
Нина что-то уже с большим трудом могла себе представить хоть день без Лёшкиного члена. Вот хоть пощупать, хоть вздрочнуть, хоть соснуть, но надо! В некоторые моменты Нина сильно поражалась самой себе и крутому повороту, произошедшему в их с сыном отношениях. Но моменты просветления посещали её всё реже. Больше того, она была убеждена: она не единственная такая в СССР. А уж за его пределами - и говорить нечего.
Лёшкины горячие ладони легли на голые плечи матери:
--Чего тебе, сына? - вполголоса спросила Нина. - Неужели не устал сегодня?
--Да не, ма... Я... немножко... по другому поводу... То есть, вообще-то, по этому... но по другому...
--Заинтриговал! Давай, выкладывай...
--Ма... я хочу... пососать у тебя... как Альбина Ивановна...
--Та-ак, молодой человек... - немного растерянно протянула Нина. - А ты уверен, что хочешь? Это ведь очень... ну не знаю... Если ты в благодарность за то, что я у тебя сосу и глотаю, то не надо... Тебе может совсем не понравиться...
--Мам, я просто очень сильно хочу это сделать... Я же ведь за всё это время так тебе не делал.
--Ну, если очень сильно, - голос Нины звучал несколько недоверчиво, но она развернулась на стуле, широко раздвигая колени.
Лёшка опустился на колени, подлез поудобнее, приподнял кружева и решительно втянул в рот крупный мамин клитор.
--Ай! Лёшка! Зубы-то спрячь! Губами надо и языком, понял... Чуть не откусил, жук... Вот... Вот та-ак... Совсем другое дело... Мммммммммм...
Мальчик на удивление быстро сообразил, как и что надо делать. Уже очень скоро Нина Александровна, судорожно вцепившись в края стула, сползла чуть ниже, раскрываясь ещё шире. А Лёшка уже буровил языком в волосатой щели и норовил проникнуть к анальной маминой щели.
--Не надо туда, сынка-а-а... А-а-ай... - Слабо протестуя, Нина съехала ещё ниже, чудом удерживаясь на поскрипывающем стуле. Лёшка бешено задвигал языком в податливом анусе, зализал вдоль всех скользких мясистых скаладок и... получил в лицо короткий сильный выплеск. Не успел он опомнится, как задыхающаяся и лепечущая что-то горячо благодарное мама оказалась рядом и начала торопливо облизывать губы, щёки, глаза и лоб сына. ПОкончив с этим, она повалила мальчика на пол, буквально наделась на его вздыбленный член скользким ртом и стала неистово, с постанываниями и кроткими всхлипами, сосать. На этот раз много кончавший за сутки Лёшка очень долго не мог спустить, но мама всё сосала и сосала, получая от процесса заметное сильное удовольствие. Когда Лёшка, наконец, разрядился ей в горло, она проглотила, но не остановилась... Через некоторое время лёшка осторожно потряс её за плечо:
--Ма-а... Ну хватит уже... а? Ма...
Нина, нехотя вынула член изо рта и посмотрела на Лёшку затуманенными похотью, пустыми глазами. Лишь спустя несколько секунд в них вернулась мысль.
Мать потянулась к Лёшкиным губам и благодарно поцеловала.
--Лёшечка, ты у меня самый лучший сын на свете. Жалко только, что вырастешь, женишься и забудешь мать.
--Ма, - искреннее ответил Лёшка, нисколько в тот момент не сомневающийся в своих словах, - даже если у меня будет три жены, я всегда найду время вырваться к тебе. Если ты сама, конечно, будешь ещё хотеть... ну... со мной...
--Я, сына, всегда буду хотеть с тобой, ясно тебе? Ты из меня какую-то прямо проститутку сделал...
--Ма, ты что говоришь-то? С ума сошла?
--Ну всё, не буду, не буду... - Нина Александровна поднялась с пола и снова уселась на стул. - Работы столько, а тут ты... со своими нескромными предложениями... А я женщина слабая, не могу сопротивляться... - Нина шутила, но отчётлтиво понимала, что сыну больше никогда ни в чём отказать не сможет. - Лёшик, принеси из ванной полотенце, пожалуйста... Подотрусь...
Вскоре в квартире, наконец, действительно стало тихо. Лёшка делал уроки, Нина Александровна шуршала документами, ставя на них какие-то отметки, Альбина крепко спала, и снились её на удивление добрые хорошие сны, от которых на её пухлых губах играла лёгкая безмятежная улыбка...
В понедельник Нина с Лёшкой и Альбиной завтракали за кухонным столом. Солнце заливало небольшое помещение, отчего на душе у всех троих было уютно и радостно.
--Значит, Аля, на телефонные звонки не отвечаешь. Тебя тут нет. Если что, звони сама, хорошо? Номер моего кабинета ты знаешь... Ну и не скучай тут. Но только не трогай себя, договорились? Пусть всё поуспокоится...
...Нина вышла в подъезд, а Лёшка замешкался в коридоре, завязывая шнурки на ботинках. Из комнаты в коридор выглянула Альбина, любяще улыбнулась Лёшке и тихонько попросила:
--Лёшенька, а хоть покажи мне его, а? Покажи...
Лёшка покладисто расстегнул пуговицы на брюках и вынул наружу член. Альбина не удержалась и потрогала его. Потом нехотя выпустила.
--Приходите скорее, ладно? Я буду очень по вам скучать.
Уже подходя к школе, Нина покосилась на бодро шагающего рядом сына и негромко спросила:
--Заскочишь сегодня ко мне на большой перемене?
--Мам, но ты же сама говорила, что в школе больше ничего делать не будем...
--Ну! Мало ли что я говорила?! Вот такая я вся переменчивая, - засмеялась Нина Александровна, оглядываясь по сторонам. - К тому же ничего серьёзного и не будет. Ну так как, забежишь?
--А какой смысл, ма, если ничего серьёзного?
--Хам! А просто так к маме зайти уже и нельзя, что ли? Обязательно засадить надо?
--Конечно, ма! В этом же смысл жизни!
Подобные утренние шутливые пикировки вошли у матери с сыном в привычку и очень поднимали настроение. Естественно, Лёшка будет у мамы в кабинете через минуту после звонка на большую перемену.
Едва войдя в кабинет, Нина стянула трусы и зашвырнула их подальше в верхний ящик своего директорского стола. Она теперь носила нижнее бельё только на улице. Это очень возбуждало: ходить по школе без трусов, разговаривать с учителями и учениками. Особенно с мальчиками... Нина уселась за стол и широко раздвинула ноги. Это тоже очень приятно - так похабно сидеть. А теперь надо дождаться большой перемены. Смирнова вздохнула, секунд двадцать потеребила торчащий клитор, потом снова вздохнула и с сожалением прекратила это занятие. Подтянула к себе стопку документов и принялась за работу.
Лёшка, подобно курьерскому поезду, влетел в мамин кабинет секунда в секунду. Улыбаясь во весь рост, подошёл к широкому полукреслу для посетителей, плюхнулся в него и радостно поинтересовался:
--Что будем делать, мам?
--Подожди пока, сына... Минутки две, ладно? Мне тут с накладными надо разобраться... Чёрт знает что! Вечно у нашего завхоза всё шиворот навывоврот! А ты... если хочешь... можешь пока пососать у меня, а потом я тебе. Идёт? - Вообще-то Нина шутила, а потому, разговаривая с сыном, не подняла головы от документов. К тому же она всё-таки сомневалась, что мальчику ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может нравиться сосать и лизать у неё ТАМ! Но Лёшка моментально подскочил и шустро всочился под стол. Это был огромный старинный канцелярский стол, обшитый с трёх сторон массивными дубовыми панелями до самого пола. Под ним легко бы вытянулся во весь рост среднего роста мужчина, а уж Лёшке-то вообще было раздолье. Он уселся на задницу между разведёнными мамиными ляжками, вынул член и, подрачивая его, азартно всосал в рот крупный скользкий клитор. Нина коротко дёрнулась всем телом, глухо охнула и невольно подала вперёд низ живота. Но работать не прекратила, бумаг - просто гора! Всегда бы так работать... Ох-х, пи..!
После энергичного резкого стука в дверь в кабинет вошла Галина Юрьевна Ирисова, завуч. Нина обомлела: опять они с Лёшкой забыли запереться! К тому же Ирисова втащила за собой мальчишку лет десяти - краснолицего, зарёванного, насмерть перепуганного. Только неизвестно, кто сейчас испуган сильнее. Нина нервно и в то же время сладострастно содрогнулась, почувствовав, как сын осторожно выпустил изо рта дрожащий клитор.
--Ой! Что с вами, Нина Александровна? Вам нехорошо? Вы такая... бледная немного...
--Да нет, - спокойно ответила Смирнова, - просто устала что-то... Конец года, знаете ли... Да ещё и душновато в кабинете, окно надо будет открыть... А это что за герой, что натворил?
--Да он тако-ое натворил! Он, представляете, подглядывал в женском учительском туалете! Мерзавец малолетний! Похабник! Я его лично поймала!
При слове "женский туалет" Нина едва не кончила. К тому Лёшка-паразит как раз в этот момент, медленно провёл языком вдоль всего её текущего влагалища, проникая во все углубления. Наслаждение было необычайно острым, и Нине с огромным трудом удавалось концентрироваться на происходящем.
--Поймали, значит, лично... Это хорошо... Вот что, Галина Юрьевна. Нам ведь не нужен такой скандал в конце года, особенно когда к нам должны приехать из ОблОНО вручать специальную грамоту за лучшие в городе показатели по учёбе и дисциплине. Так ведь?
--Ну-у... так, конечно, но ведь он же...
--Галина Юрьевна, если я вас очень попрошу, вы ведь не станете никому рассказывать, за что водили... Данилова, кажется... к директору? Ты ведь Данилов? Из четвёртого "А", так? Ну вот... Не станете ведь рассказывать?
--Да на кой мне рассказывать?! Стыд-то какой! Он же видел как... Ой! Ладно! Но ведь надо же его как-то наказать! Нельзя же всё вот так, на тормозах, спускать это дело!
Мать с сыном уже вполне освоились с ситуацией. Лёшка, бесконечно наслаждаясь, дрочил член и сосал маме, слушая рассказ про "свой родной" туалет и про мальчишку... Коллега, блин! Нина тоже необыкновенно остро переживала момент. Как сладко! Разговаривать на пикантную тему с завучем в то время как у тебя под столом сидит твой сын и сосёт тебе пизду! А ты сидишь с невозмутимым лицом сфинкса, но боишься ежесекундно ослабить волю и спустить.
--Сделаем так, пожалуй, - голос Нины Александровны стал по-директорски непререкаемым. - Вы, наверное, идите. И никому ни слова, договорились, Галина Юрьевна? Ну вот. А уж я ему тут устрою - век не забудет.
Пацан и вовсе съёжился и с тоской глядел на пол. Ирисова с презрением и толикой жалости посмотрела на него и вышла из кабинета.
--Данилов, - спокойно сказала Нина, едва приметно двигая жопой от удовольствия, доставляемого горячим ловким языком сына, - закрой дверь на ключ. И не трясись ты, есть я тебя не собираюсь!
Вздрагивая и всхлипывая, несчастный мальчишка дважды щёлкнул ключом в замке. Нина заметно расслабилась и даже немного съехала в своём кресле, открывая доступ к очку. Она почему-то знала теперь твёрдо: Лёшке нравится и он немедленно влезет в задний проход языком. И Лёшка влез, отчего у Нины на мгновение перехватило дыхание.
--Закрыл? Молодец! Теперь садись вот сюда и рассказывай. Да не бойся... Рассказывай давай...
Мальчик метнул недоверчивый взгляд на директрису, больно уж голос у неё... нормальный. Добрый даже. Он глубоко вздохнул и начал рассказывать.
--Ну... я это... подглядывал, в общем... Сам сказал Валерии Ивановне, что мне в медпункт надо... а сам... в туалет... Ну и вот...
--А дальше?
--А что дальше-то? - Данилов немного осмелел, видя, что его слушают спокойно и вроде не собираются орать. - Ну... залез там в эту... в кабинку, где вёдра и швабры всякие... и оттуда... подглядывал...
--Зеркало, что ли, подсовывал снизу?
Мальчишка удивлённо и с большой долей уважения посмотрел на Смирнову.
--Не... я-то ведь маленький... Я на четвереньки встал... и прямо к самому полу... Там щель же большая... ну вот... и видно всё...
--И ты, значит, у Галины Юрьевны увидел, да?
--Ну... да...
--А... что ты увидел? - Нина возбуждалась всё сильнее и сильнее, всё её тело уже сотрясала мелкая сладостная дрожь.
--А... зачем вам... это-то?
--Значит, надо! - по-директорски отрезала Смирнова. - Ты говори, а не то вылетишь из школы, как пробка. За такое-то...
Мальчишка изменился в лице и торопливо зачастил, не глядя на Смирнову.
--Она сначала... ну это... писала... А потом какала ещё... А я смотрел...
--Неужели противно тебе не было?
--Ну... больше интересно...
--Извращенец... Вот что, Данилов. Слушай внимательно. Я не хочу выносить сор из избы, а потому твой проступок останется между нами. Галина Юрьевна, ты и я будем о нём знать. И помнить! Малейшее с твоей стороны нарушение дисциплины - ничего не поможет, уйдёшь из школы в детскую колонию, понял? Если кому из пацанов заикнёшься только о том, как у Ирисовой подглядел, я сразу узнаю, понял? И тогда - колония.
--Я понял, понял! - облегчённо загалдел Данилов. - Я ни за что никому... Вот увидите! Честное пионерское!
--Ладно, юный пионер, свободен пока. И помни... ты у меня на заметке.
Едва за мальчишкой захлопнулась дверь. Нина, содрогаясь, и сдавленно охая, в несколько приёмов плеснула из влагалища толстыми короткими струями. Куда они там угодили, видно не было, зато было слышно, как, по-щенячьи поскуливая, спускает Лёшка, выстреливая спермой во все стороны. Несколько капель явно повисли на маминых чулках... Лёшка, вспотевший, раскрасневшийся, запыхавшийся и разомлевший, вылез из-под стола и на миг прижался к матери.
--Ма... мы там... с тобой... залили всё... вдрызг... И вот, посмотри... - он указал на своё лицо. Нина привычно смахнула с него языком собственные выделения, вытащила из ящика стола скомканные трусы и протянула сыну.
--Лёш, вытри всё быстренько, ладно? Ну как мы с тобой опять с дверью-то прошляпили?! Ужас!
Лёшка, ползая под столом и вытирая заляпанный пол и мамины чулки, сдавленно отвечал:
--Зато как классно было, да ведь, ма? Я заметил... тебе тоже... нравилось... Ты прямо несколько раз... чуть не... спустила...
--Это уж точно, сына... Но всё, это последний раз в школе. Больше рисковать не будем.
--Ну... ладно, мам... - Лёшка. справившись с заданием, критически осмотрелся и, не найдя следов преступления, уселся к гостевое кресло. - А знаешь, я вот всё представляю, как Альбина будет рапорт от председателя совета дружины на торжественной линейке принимать... Знаешь, будет стоять в этом своём галстучке... с таким... ну... пионерским лицом... а я буду в это время думать, как мы с ней... Интересно, да?
--Очень интересно. Но лучше тебе об этом не думать. Все же будут в летней пионерской форме. И значит ты будешь в своих синих шортиках. У тебя от мыслей твоих встанет, конечно... И куда ты в шортиках этих свой елдак спрячешь? Вот то-то! Тебе перед линейкой вообще надо будет выдрочиться несколько раз. Всё, иди, горе луковое. Через минуту звонок. И... аккуратненько, понял?
_________________
КУЧА любительских домашних роликов
http://gigapeta.com/folder/e8b629a9b77686b7
http://gigapeta.com/folder/ffb8f9ce3a78a66b
http://gigapeta.com/folder/ac15e77e7b573490
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
устрою твоему дружку настоящий празник
